Игорь Бутман: "Мне интересно проводить опыты с джазом"
Основатель и главный идеолог музыкального фестиваля Skolkovo Jazz Science джазмен Игорь Бутман рассказал, как создать новый стиль в джазе, как увлечь своего слушателя и каким для него будет идеальный концерт.
Вы уже очень много лет гастролируете — не угасают ли со временем ваши ощущения при выходе на сцену? Сохраняется ли драйв, как в первый раз, или это превращается в какую-то рутину?
Я все время волнуюсь перед выходом на сцену. Во-первых, потому что сейчас буду играть, а во-вторых, аншлаг в зале или нет. Даже стараюсь не смотреть за кулисы, чтобы не расстроиться (смеется). Конечно, неважно, для скольких людей я играю, даже если пришло два человека, для них надо сыграть свой лучший концерт!
Предпочтительнее большие аудитории или маленькие?
По-разному. В залах с маленькой аудиторией атмосфера более камерная, доверительная: ты можешь взять воды, вина... В Большом зале консерватории не можешь себе этого позволить. Но если же решил играть в джаз-клубе, куда публика приходит поесть и расслабиться, ты принимаешь ее правила игры. Нас не беспокоит, что люди ужинают, единственное, что может смутить, — аромат вкусной пищи (смеется).
Для вас лично по отдаче, энергетике, по вашему самоощущению после выступления какие площадки любимые? Супербольшие или все-таки камерные залы?
Там, где слышны аплодисменты. Когда ты их слышишь хорошо, это и станет главным критерием для определения любимой площадки. Порой на больших площадках аплодисменты до тебя не доносятся, и ты начинаешь немножко сомневаться: нравится слушателям или не нравится, почему они не так реагируют? Вчера играли в другом зале, где реагировали хорошо, а здесь то же самое, а люди не хлопают?!
Зависит ли реакция от географии? Может быть, на Востоке люди более скромные, замкнутые?
Нет. Помню, мы однажды приехали во Владикавказ, и дама, организатор концерта, сказала: «Вы не обращайте внимания, если вам не будут хлопать сразу. Не расстраивайтесь, у нас так принято. Осетины — очень сдержанные люди». Мы начали играть, и в какой-то момент мой брат играл на барабане что-то похожее на лезгинку. В ответ такой гул поднялся! Или, например, давали мы концерт в Мадриде: я сыграл тему, потом сыграл соло пианист, потом еще — гробовое молчание, вообще тишина абсолютная! Обычно джазовым музыкантам аплодируют после каждой импровизации. А тут тишина… тишина в огромном концертном зале Мадрида. Потом я сыграл вновь тему, представил свою импровизацию. Вообще тишина! Если бы мы закончили в данный момент и пролетела бы муха, все ее услышали бы. Мы почти закончили, барабанщик делает последний удар, после чего публика так закричала и захлопала, я думал, что от силы шума этот концертный зал просто рухнет. Недавно в Колорадо на джазовом фестивале мы играли два концерта в один день. Так вот, на первом люди четырежды вставали и аплодировали, после каждой композиции. Причем люди достаточно возрастные были. Кстати, в Америке на джазовые концерты приходят люди старше, чем у нас.
Вы со временем заметили, что состав аудитории как-то меняется — например, больше детей стали приводить или наоборот?
У нас в России действительно состав меняется, становится все больше и больше молодежи, люди приходят с детьми. Это приятно видеть! Многие говорят при личном общении: «Мы играли на саксофоне», «Я играю на трубе», «А я тоже играю джаз». В Архангельске подошел мальчик лет 10–11 и говорит: «Я играю на трубе». Попросил его сыграть, он достал трубу и тут же сыграл. Я искренне порадовался за него и сказал: «Захочешь дальше учиться — приходи к нам в Государственное училище духового искусства!»
Потрясающе! Фестиваль Skolkovo Jazz Science — это ваш совместный проект. Какой-то план развития у вас есть? Например, сделать еще региональные фестивали?
Под моим художественным руководством проходят 11 международных фестивалей. Есть фестиваль «Триумф джаза» в Москве, есть молодежный фестиваль «Будущее джаза», есть «Джазовые сезоны» в Горках Ленинских, есть фестивали в Сочи, Челябинске, Риге, Саранске, на Сахалине и в других городах.
На фестивале в «Сколково» мы объединяем науку и музыку, которые создают магию этого места и притягивают любителей нашего творчества посетить это событие. Мы планируем продолжить экспериментировать, смотреть, что интересно людям, связанным со «Сколково». Мне интересно «проводить опыты» с джазом. Мы продолжим ставить музыкальные эксперименты, приглашать коллективы, играющие в разных джазовых стилях и направлениях.
Cлышал отличные отзывы про крымский фестиваль.
Посещал его в 2015 году. Действительно замечательный фестиваль Koktebel Jazz Party. Мы выступали на первом фестивале и потом на 15-м. Там достаточно традиционная политика художественного руководства. Например, несколько лет подряд не приглашают одних и тех же артистов.
Фестивали: чем эта история особенна для вас как музыканта?
Фестивали по-настоящему вдохновляют. Этим летом мы с оркестром были в Италии, в красивейшем городе Перуджа, где проходит замечательный фестиваль Umbria Jazz, и весь город буквально жил джазом. Потрясающая атмосфера, потрясающий город Тула, где мы дважды делали фестиваль. Великолепно нас принимают в Твери, где мы в филармонии играем любые концерты. Люди настолько все тонко чувствуют, настолько хорошо реагируют, что ты можешь расслабиться и привезти произведение, которое раньше не играл. Премьеры все можно делать в Твери. Там люди настроены достаточно открыто: а что еще вы можете, а что нового нам привезете? Допустим, не «Караван» каждый раз играть или Summertime, а уже что-нибудь другое, менее известное. Это тоже для нас важно, для артистов, мы же иногда не можем какие-то вещи себе позволить, потому что понимаем, что не доставим людям того удовольствия, которое они от нас ждут. А мы для чего существуем? Навязываем свое мнение? Да! Но мы должны быть убедительными, мы должны быть искренними, и в любом случае, даже если играем уже известные произведения, должны показать свое полное отношение к этой музыке. Не должно быть так: вы этого хотите — вот, получайте. Хотя ты же играешь это в миллион пятисоттысячный раз, но ты хочешь сделать это как-то по-иному, пытаешься что-то новое найти, в каждой ноте что-то особенное, чтобы мурашки пошли.
Если говорить о других направлениях в музыке, очень часто слышал от ребят, что они пишут музыку, которая популярна сейчас. В джазе у вас не стоял такой выбор?
Такого философского выбора передо мной не стояло. Просто многие вещи, которые я начал делать тогда, лет 15 назад, мои молодые коллеги осваивают только сейчас. Конечно, мы все хотим, чтобы нас слушали. Я не хочу экспериментировать ради эксперимента и чтобы это в результате никому не нравилось. Когда у нас хорошо проходит концерт, когда мы очень вдохновлены, позитивно настроены, мы позволяем себе уйти от каких-то канонов, того, что мы хорошо знаем, уйти во что-то неизвестное для нас самих, но оставаясь, так сказать, в рамках дозволенного, в рамках того, что мы должны играть для удовольствия людей. Публика, акустика зала, наше настроение дают возможность иногда экспериментировать, выбирать какую-то вещь, которая сейчас в тренде.
Мы же все хотим посмотреть, как мы своим знанием, талантом, умением можем показать какую-то вещь, которую уже показали наши коллеги и которая стала успешной. Почему нет? Это происходит во всем мире, мы охотно берем эти схемы, с большим желанием обмениваемся идеями. Кто-то берет наши идеи, мы можем взять чужие, которые, может быть, даже более успешны, чем наши. Всегда интересно попробовать выразить свое понимание, поменять в музыке ритмы, гармонию, темпы, все, что угодно, все, что мы можем сделать, при этом оставаясь самими собой!
Возможно ли сейчас создать новый стиль?
Как возникает новый стиль? Именно так, как я описал ранее, и возник стиль джаз-рок. Это не значит, что один ансамбль играет джаз-рок и больше никто не играет. Многие заиграли его, когда Чик Кориа придумал свой джаз-роковый проект, одновременно с ним появились и The Mahavishnu Orchestra от Маклафлина, и проект Херби Хэнкока под названием The Headhunters, и джазовый проект Брекеров — Brecker Brothers, и джаз-роковый проект Билли Кобэма — Dreams. Каждый что-то у кого-то подхватил, каждый воплотил свою идею соединения рока и джаза, но сделано все было по-разному и очень талантливо, в итоге получился стиль джаз-рок.
Стиль бибоп появился, когда Чарли Паркер стал играть более сложные импровизации, с разными нетрадиционными акцентами, не как другие музыканты. Это подхватили другие джазмены: Телониус Монк, Бад Пауэлл, Кенни Дорэм. И так с историями возникновения всех стилей! Поэтому, конечно, мы слушаем, и если что-то нравится у наших коллег, чувствуем: вот, это же то, что я хотел играть! Но начинаем это не повторять, а играть, именно пропуская через себя.
Я записал альбом и стал играть музыку из советских мультфильмов. Почти все наши музыканты через какое-то время сделали альбомы советских песен, переложенных на джаз. Мы все друг у друга что-то берем, вдохновляем друг друга. Конечно, иногда это из конъюнктурных в хорошем смысле соображений. Это нравится людям. У них в памяти уже есть эти замечательные песни. Почему бы нам их не сыграть? Почему бы не сделать это красиво, талантливо, по-новому? Зато у людей, которые слушают, будет за что зацепиться, что-то знакомое, и они не просто пребывают в каком-то абстрактном мире, а в мире знакомом, где есть от чего оттолкнуться.
Джаз развивается, но не превращается в классику. Понятно, что есть классика джаза, но...
Что такое классика? Классика — это в хорошем смысле то, что осталось в веках. Очень много музыки в этом стиле было написано, но классика осталась та, которая прошла испытание временем. С джазом, я думаю, будет то же самое. Будут шедевры, которые никогда не наскучат, всегда останутся востребованными, как музыка Моцарта, Бетховена или Шуберта.
Есть ли у вас концерт мечты? Или план, который вы пока не воплотили? К примеру, на рассвете, в Греции, на развалинах…
По поводу идеального концерта есть анекдот. Джазовый музыкант умер, попадает в ад и вдруг видит — сидит совершенно сумасшедший по составу оркестр, все джазовые звезды! Ему говорят: «Иди к нам, садись, будем играть». Он, потрясенный, садится и начинает играть. Играет одну вещь, вторую, третью, четвертую... Он спрашивает соседнего музыканта: «Слушай, а когда перерыв?» — «А перерыва не будет». Вот это концерт мечты! (Улыбается.)
Если мы забудем обо всех границах во времени, пространстве: любой известный ученый, музыкант — с кем бы вы мечтали встретиться?
Практически со всеми встретился. Похожий вопрос: что вы скажете Богу, когда встретитесь с ним?
Из всех музыкантов, с кем работали, осталась в памяти какая-то любимая коллаборация, выступление?
Самые первые приезды джазовых музыкантов в Советский Союз. Первый джем-сейшен с Чиком Кориа. Тогда никто не думал, что это вообще возможно. Ко мне пришел Сергей Курехин со словами: «Хочешь пойти на Чика Кориа?» Я ему в ответ: «Сережа, ну не надо смеяться над больными людьми! Какой Чик Кориа?! Ты с ума сошел?» Курехин говорит: «Нет, точно!» Выяснилось, что никакой афиши действительно нет, но выступать Чик Кориа будет в американском консульстве. Там я по счастливой случайности с ним и познакомился, стал разговаривать о музыке. Никто из музыкантов инструменты с собой не взял, только я принес саксофон и поэтому предложил ему: «Чик, у вас концерт, но мы здесь собрались, джазовые музыканты, мечтая с вами сделать джем-сейшен, чтобы потом могли рассказывать внукам, что мы с вами играли. Можно сыграть хотя бы один блюз, и тогда мы запомним его как самое наивысшее наше достижение!» Он сказал: «Игорь, у нас поезд в 23:55, а концерт заканчивается в 22:00. Есть два часа, давай поиграем, но у нас нет ни барабанов, ни электробасов». Я быстро все нашел, организовал, и мы сыграли джем-сейшен! Огромное впечатление было от этой встречи. Потом приезжали Пол Хорн, Гэри Бертон, саксофонист Фрейзер Макферсон из Канады.
Запомнились и времена, когда музыканты приезжали ко мне домой, и в одном из панельных домов, в четырехкомнатной квартире, малометражке, мы устраивали джем-сейшены, что сильно «радовало» соседей. В 80-м году, когда у меня дома были и Гребенщиков, и Цой, мы привезли аппаратуру и всю ночь играли любимую музыку. Соседи драться пришли! Причем мы на третьем этаже жили, а они — на девятом, но им было не слышно телевизора (смеется).
Не считаете ли вы, что сейчас в музыкальном бизнесе становится все меньше музыки и все больше бизнеса и превалирует холодный расчет?
Не согласен: сейчас играют гораздо лучше, а тогда мы играть не умели, и важнее было придумать, где бы поесть! У нас было не так много хороших музыкантов во времена, когда я собирал свой первый ансамбль. В Ленинграде хороших музыкантов, особенно молодых, джазовых, вообще почти не было, потому что люди в советские времена достаточно быстро заканчивали с джазом. Они шли играть в ресторан, где джаза не было, соответственно, квалификация тут же падала. Кто-то на корабли устраивался, кто-то шел в духовые оркестры. В общем, не могли они полностью посвятить себя джазу. Нас было пять молодых музыкантов, я самый молодой: все были с амбициями, иногда между собой не очень ладили. Мы все ходили друг к другу в гости, общались, но порой мне приходилось три часа уговаривать барабанщика поехать на Московский джазовый фестиваль… Многие могут со мной не согласиться, особенно те, кто тогда жил, но и статистика, и количество музыкантов показывают, что сейчас музыкантов много, они играют в клубах, гастролируют, создают свои проекты, в том числе за границей. Раньше профессиональных джазовых музыкантов было гораздо меньше. Сейчас же больше профессионалов, больше динамики и меньше времени на застолья (смеется).
Вы посещали множество мест в России и за рубежом. Какой у вас топ-3 любимых стран, городов?
Чтобы никого не обижать, топовые три места для меня — это Москва, Петербург и Нью-Йорк. Еще мой любимый город — Рига. По-своему все города замечательные, везде хочется начать все сначала.
